Друзья:


 

 

 

 

 

 

 

Воспитание он называл в счастье украшением, а в несчастье прибежищем. Учителя, которым дети обязаны воспитанием, почтеннее, чем родители, которым дети обязаны лишь рождением: одни дарят нам только жизнь, а другие – добрую жизнь. Один человек хвалился, что он родом из большого города. «Не это важно, – сказал Аристотель, – а важно, достоин ли ты большого города». На вопрос, что есть друг, он ответил: «Одна душа в двух телах». Среди людей, говорил он, одни копят, словно должны жить вечно, а другие тратят, словно тотчас умрут. На вопрос, почему нам приятно водиться с красивыми людьми, он сказал: «Кто спрашивает такое, тот слеп». На вопрос, какую он получил пользу от философии, он ответил: «Стал делать добровольно то, что другие делают в страхе перед законом». На вопрос, как ученикам преуспеть, он ответил: «Догонять тех, кто впереди, и не ждать тех, кто позади». Один болтун, сильно докучавший ему своим пусто­словием, спросил его: «Я тебя не утомил?» Аристотель ответил: «Нет, я не слушал». (21) … На вопрос, как вести себя с друзьями, он сказал: «Так, как хотелось бы, чтобы они вели себя с нами». Справедливость, говорил он, – это душевная добро­детель, состоящая в том, чтобы всем воздавать по заслугам. Воспитание называл он лучшим припасом к старости. Часто он говорил: «У кого есть друзья, у того нет друга» … Таковы известные его изречения. Он написал очень много книг <…> (28) Вот сколько написано им книг. А изложить в них он хотел вот что. В философии есть две части: практическая и теорети­ческая. Практическая включает этику и политику (при­чем к политике относятся как дела государственные, так и дела домоводственные), теоретическая – физику и ло­гику (причем логику не как самостоятельную часть, а как отточенное орудие). У всего этого он с отчетливостью предполагал две цели: вероятность и истину. Для каждой цели употреб­лял два средства: диалектику и риторику для вероятно­сти, аналитику и философию для истины <…> (30) Конечную цель он полагал одну – пользование до­бродетелью в совершенной жизни. Счастье, говорил он, есть совместная полнота трех благ: во-первых (по значительности), душевных; во-вторых, телесных, како­вы здоровье, сила, красота и прочее подобное; в-третьих, внешних, каковы богатство, знатность, слава и им по­добное. Добродетели не достаточно для счастья – по­требны также блага и телесные и внешние, ибо и мудрец будет несчастен в бедности, в муке и прочем. Порока же достаточно для несчастья, даже если при нем и будут в изобилии внешние и телесные блага. Добродетели он не считал взаимозависимыми, ибо человек может быть и ра­зумен и справедлив, и в то же время буен и невластен над собой. Мудрец, говорил он, не свободен от страстей, а умерен в страстях <…> (34) … Он высказывал и много других суждений о многих предметах, которые было бы долго перечислять, ибо всюду он был в высшей степени трудолюбив и изобрета­телен, как видно и из вышеназванных его сочинений, число которых близко к четыремстам, считая только несомненные; а ему приписывается и много других сочинений, равно как и изречений, метких, но незапи­санных <…> Искусство периода классики (V–IV вв.


Предыдущая страница      Следующая страница


Дата размещения: 2012-05-26 05:03