Друзья:


 

 

 

 

 

 

 

За ними последовали сидонские яблоки, утыканные иглами, наподобие ежей. Все это было еще переносимо. Но вот притащили блюдо столь чудовищное, что, казалось, лучше с голоду помереть, [чем к нему прикоснуться]. По виду это был жирный гусь, окруженный всевозможной рыбой и птицей. – Все, что вы здесь видите, – сказал Тримальхион, – из одного теста сделано. Я, догадливейший из людей, сразу сообразил, в чем дело: – Буду очень удивлен, – сказал я, наклонившись к Агамем­нону, – если все это не сработано из навоза или глины. В Риме, на сатурналиях, мне случалось видеть такие подобия кушаний. (70) Не успел я вымолвить этих слов, как Тримальхион сказал: – Пусть я разбухну, а не разбогатею, если мой повар не сде­лал всего этого из свинины. Дорогого стоит этот человек. Захоти только, и он тебе из свиной матки смастерит рыбу, из сала – голубя, из окорока – горленку, из бедер – цыпленка; и к тому же, по моему измышлению, имя ему наречено превосходное; он зовется Дедалом. Чтобы вознаградить его за хорошее поведение, я ему выписал из Рима подарок – ножи из норийского783 железа. Сейчас же он велел принести эти ножи и долго ими любо­вался; потом и нам позволил испробовать их остроту, прикла­дывая лезвие к щекам. Вдруг вбежали два раба, имевшие такой вид, точно они поссорились у водоема; по крайней мере, оба несли на плечах амфоры. Тщетно пытался Тримальхион рассудить их, они продол­жали ссориться и совсем не желали подчиниться его решению; наконец, один другому одновременно разбил палкой амфору. Пораженные невежеством этих пьяниц, мы внимательно следили за дракой и увидали, что из осколков амфор вывалились устрицы и ракушки, которые один из рабов подобрал, разложил на блюде и стал обносить всех. Искусный повар еще увеличил это вели­колепие: он принес на серебряной сковородке жареных улиток, напевая при этом дребезжащим и весьма отвратительным голосом. Затем началось такое, что просто стыдно рассказывать: по какому-то неслыханному обычаю, кудрявые мальчики принесли духи в серебряных флаконах и натерли ими ноги возлежащих, предварительно опутав голени, от колена до самой пятки, цветочными гирляндами. Остатки же этих духов были вылиты в сосуды с вином и в светильники … Чего еще больше? Челядь переполнила триклиний, так что нас едва не сбросили с ложа. Я узнал повара, который из свиньи умел делать гуся. Он возлег выше меня, и от него несло под­ливкой и приправами. Не довольствуясь тем, что его за стол посадили, он принялся передразнивать трагика Эфеса и все время подзадоривал своего господина биться об заклад, что зеленые784 на ближайших играх удержат за собой пальму первенства <…> (78) … Дело дошло до полной тошнотворности, когда Тримальхион, омерзительно пьяный, выдумал новое развлечение, приказав ввести в триклиний трубачей785; навалив на ложе целую груду поду­шек, он разлегся на них, высоко подперев ими голову. – Представьте себе, что я умер, – заявил он. – Скажите по сему случаю что-нибудь хорошее. Трубачи затрубили похоронную песню. Особенно старался раб того распорядителя похорон, который был здесь почтеннее всех.


Предыдущая страница      Следующая страница


Дата размещения: 2012-05-26 05:04